Грустные размышления, приправленные тоской по родине, ни в коем случае не назовешь оригинальными: еще не так давно сумасшедший близорукий рокер (кстати, где он теперь?) кричал что ":пусть кричат уродина-а-она-нам-нравится-хоть и не-красавица".

"Не красавица" - это мягко сказано. Истеричная российская погода, взрывы и валютная сумятица прочно держат временно оказавшихся за рубежом вдали от берёзок, приличных ночных клубов и вечнопьяных любимых друзей. Ситуации, в которых соотечественники оказываются в краю йогуртов, можно приблизительно разделить на три вида: 1) хотелось колбасы, 2) хотелось поболтаться в Европе, но грянул август-98 (...99, 100..., далее - везде), 3) любовь. Хуже всего, когда, уехав из соображений номер два или три, оказываешься запертой в коровьем раю по исключительно первым причинам. Как сказал недавно один застенчивый гей: "Комфорт - это крючок, на который ты попалась как золотая рыбка". И в результате, вялая как треска, ты уже и не думаешь о возвращении: кому нужны грязные улицы, небритые соседи и отсутствие зарплаты? Смешно уже то, что раньше ты совсем эти прекрасно мирилась, и от скандалов с беззубой алкоголичкой получала ни с чем несравнимое удовольствие.

Еще в раннем детстве в "Пионерской правде" я читала рассказ о еврейской девочке Тане, которую жестокие родители вывезли в Бруклин, и Таня, измученная тоской по березкам, загремела сначала в клинику, а затем обратно в родные пенаты. С тех пор и, надо думать, до августа-98 Таня жила счастливо, а потом бруклинские родственники высылали ей сотню долларов ежемесячно. Мои коллеги - жёны иностранных подданных - ведут себя прагматичней: замечательная девушка Маша, когда ее обуревает тоска по незабываемому Ясенево, ходит в гамбургский ресторан с совершенно русской начинкой. Там резвятся немытые соотечественники в мохеровых свитерах, а надрывная климактерическая Ротару сменяется пубертатной "Крошка моя, я по тебе скучаю". Радикально и действует сразу: в среднем неделю Маша плотно ассоциирует Родину с абстрактной крошкой, которая, дрянь ленивая, даже письмо написать не может. А еще через неделю Маша бронирует билет и летит в Москву.

Можно придумать массу причин, для того чтобы коротать свое время в европейском скучном городе. Неприятно, когда причины выдумывает кто-то другой. Например, стервозная девица из российского посольства уже полгода не может оформить мне новый паспорт. Или, ввиду дополнительного набора в армию, мой кузен боится нос высунуть из Монреаля. Я не говорю о закрывающихся журналах, зомбированном президенте и взрывчатке в подвалах. При всем при этом: ах, как хороши Патриаршие под коньяк и джойнт лунной июльской ночью! Но да, да: - нет никакой гарантии, что с этим джойнтом ты не загремишь на полтора десятка лет.

Лучше всего уматывать всерьез, по соображению номер один (за едой и гражданством). При этом желательно ненавидеть предыдущее место жительства со всей диссидентской страстью. Полумеры никому не нужны: играючи выехав подиджеить в Прагу, рискуешь зависнуть лет на сорок, и вернуться скучным брюзгой с толстым пивным животом. Или осеменённой (осемеенной?) фрау с очаровательным ребенком, который ни слова не понимает по-русски. И это грустно. Еще грустнее то, что жить где угодно и быть гражданином России невозможно. По крайней мере, на данный момент: сначала исчезают друзья, затем прописка. И вот ты уже говоришь с акцентом и подрабатываешь уборщицей в местном супермаркете. А этого я боюсь больше, чем скандальных соседей. Которые при ближайшем рассмотрении оказываются куда интереснее здешних бюргеров.